POV Муж Насти

Я уткнулся в экран телефона, как в окно в чужую жизнь, где я был не мужем, а просто зрителем. Молчаливым и покорным. Я сидел на кровати, а мои штанишки стыдливо оттопыривались. Из ванной доносился шум воды.

Видео началось. Резкая смена ракурса. Теперь я видел всё так, словно стоял рядом. Я видел её спину, изящно изогнутую, но в то же время подрагивающую от напряжения. Я видел руки Ахмеда, тёмные и властные, сжимающие её голову, словно это его собственность. Каждый его толчок был актом утверждения, ударом по моему самолюбию. Я видел, как её плоть впивается в него... Затем кадр дёрнулся, сменился ракурс.А потом он грубо поднял ее, наклонил её и начал её долбить. От каждого движения раздавался отчётливый, мокрый звук, свидетельствующий о её полной, беспрекословной доступности. И слышал её стон, который уже не был обращён ко мне. Он принадлежал им.

Затем снова поменялся ракурс в кадре появился Асхат, точнее не он сам, а его руки и член. Её губы, которые я целовал сотни раз, теперь растягивались вокруг другого, чужого члена. Я видел, как она втягивала щёки и работала языком, стараясь угодить. Каждый сдавленный хрип, когда он упирался ей в глотку, был уколом. Она никогда так не давалась мне — с этой животной, почти звериной отдачей. Но это же самое осознание заставляло кровь приливать к паху, а дыхание — сбиваться.

И вот наступил момент финала, который перепахал ментально меня целиком.

Сначала Асхат. Он резко оторвал её голову от своего члена, и я увидел, как его рука нервно дёрнулась у основания. «Глотай, шалава. Все хорошие девочки глотают». Его голос прозвучал как приговор. И она — моя Настя — послушно кивнула, широко открыв рот. Камера зафиксировала, как её горло конвульсивно сработало, один раз, другой. Ни капли не пролилось. Это был акт не просто подчинения, а поглощения. Она приняла и сделала частью себя то, что принадлежало ему. Это было самым страшным и самым возбуждающим оскорблением.

Потом Ахмед. Он, не выпуская её из рук, стал биться в ней как в агонии, его тело стало одним сплошным напряжённым мускулом. А потом — он вогнал в неё себя на последнюю, невозможную глубину и замер. Тишина на секунду. И тут её крик — нечеловеческий, рвущийся из самых потрохов. Это был не крик боли. Это был стон покоренной самки. Крик тела, которое безоговорочно принимает в себя чужое семя, как высшую истину. Я видел, как его пальцы впились ей в бёдра, будто ставя печать. «Моё». И она, кончая вместе с ним, всем своим видом кричала в ответ: «Да, твоё!».

И тогда она развалилась. Не упала, а именно развалилась — как тряпичная кукла, у которой перерезали все нитки. Рухнула на пол, бессильно раскинув руки и ноги. Её взгляд был пустым и мутным, рот приоткрыт. Из неё, из самой глубины, медленно, словно нехотя, выползала на свет белая, перламутровая капля из распаханного влагалища. Потом ещё одна. Это было физическое свидетельство. Неопровержимое, вязкое, теплое доказательство его победы. И моего поражения. И её... её абсолютной, животной правоты.

Дверь ванной открылась, и в комнату ворвалось густое облако тёплого пара, пахнущего гелем для душа и чистотой. Я откинул телефон. Настя вышла, закутанная в пушистое белое полотенце, которое едва прикрывало изгибы её тела. Её тёмные волосы были мокрыми, капли стекали по шее и ключицам, исчезая в складках ткани. Она посмотрела на меня, и на её губах появилась та самая улыбка — хитрая, понимающая, немного насмешливая.

— Ну что, мой маленький извращенец, — сказала она обманчиво мягким голосом. — Понравился фильм? Асхат постарался, чтобы всё было хорошо видно.

Я не мог вымолвить ни слова. Я просто сидел на кровати, чувствуя себя совершенно голым, хотя был одет. Она подошла, её движения были плавными и уверенными, как у кошки, которая только что поиграла с пойманной мышью. Она села рядом со мной, и полотенце немного сползло, обнажив её влажное плечо.

— Ты выглядишь так, будто тебе только что показали страшный фильм, — рассмеялась она тихим, мелодичным смехом. — Или, может, очень интересный? Твой стояк говорит о том, что верен второй вариант.

Она не дала мне ответить. Она просто обняла меня. Её тело было тёплым и немного влажным, от неё пахло чистотой и... чем-то ещё, чем-то родным и в то же время чужим. Я прижался к её плечу, вдыхая её запах, и вся моя напряжённость, всё замешательство начали уходить. В её объятиях я снова был собой, но уже другим. Её мужем-куколдом.

— Ты такой хороший, — прошептала она, нежно перебирая пальцами волосы у меня на затылке. — Ты меня понимаешь. Ты не злишься, не ревнуешь по-настоящему. Ты просто... наслаждаешься. Как и я.

Её рука скользнула с моей головы вниз, по шее, груди и остановилась на животе. Я вздрогнул, почувствовав, как её ладонь ложится на плотную ткань штанов. Она не стала церемониться. Её пальцы легко расстегнули пуговицу, и молния поползла вниз с тихим шипением.

— Ты заслужил награду, — сказала она, коснувшись губами моего уха, и я почувствовал её горячее дыхание. — За то, что ты такой понимающий и терпеливый.

Её рука скользнула под ткань моих боксеров. Её пальцы, тёплые и умелые, обхватили мой напряжённый член. Я застонал, прижавшись лицом к её шее. Она начала двигаться, медленно и уверенно. Её движения были не просто лаской — это был акт обладания. Она доказывала мне и себе, кто здесь главный.

— Да, милый, — шептала она, и в её голосе звучала сладкая власть. — Ты мой. Ты будешь смотреть, как меня трахают другие, а потом я сделаю это с тобой. Только так. Ты этого хочешь?

Я не мог говорить. Я лишь кивнул, задыхаясь от её прикосновений. Она ускорила темп, её ладонь скользила по моему стволу, большой палец давил на чувствительную головку. Я чувствовал, как внутри меня нарастает напряжение, как всё сужается до одной точки — её руки, её власти, её унизительной ласки.

Она смотрела на моё лицо, искажённое от удовольствия, и её глаза горели торжеством. Она владела мной. Моим телом, моими желаниями, моей душой. И в этот момент я не хотел ничего другого.

Когда меня накрыл оргазм, я издал глухой сдавленный крик и обхватил её, конвульсивно дрожа. Моё тело расслабилось, и я повис на ней, как сломанная кукла. Она продолжала обнимать меня и гладить по спине, пока я приходил в себя.

— Вот и молодец, — ласково сказала она, убрала руку и поцеловала меня в макушку. — А теперь давай спать. Завтра будет новый день. И, возможно, новые сюрпризы.

С этими словами она отстранилась, развернулась и легла на свою половину кровати, оставив меня наедине с моими мыслями и липким пятном на штанах. Я знал, что она права, моя любовь.

На следующий день вечером после работы. Я лежал на диване, пытаясь читать, а она, будто невзначай, устроилась у моих ног. На ней были только шортики и топ. Она водила пальцами по моей голой щиколотке, вверх по икре. Кожа под её прикосновениями горела.

— Ты вчера так забавно дышал, когда смотрел, — сказала она задумчиво, не глядя на меня. — Как будто бежал, мне таким ты больше нравишься.

Я попытался сделать вид, что не понимаю. Она только усмехнулась и ладонью прошлась по внутренней стороне моего бедра. Раз. Другой. Рука была тёплой и влажной. Всё во мне напряглось. И продолжила. Её пальцы уже были в сантиметре от того места, где ткань шорт отчаянно натянулась. Дыхание у меня перехватило. Я откинул голову на спинку дивана, зажмурился. Рука сама потянулась вниз, наткнулась на её пальцы. Она выдернула руку. Встала. Посмотрела на мою явную, неприличную выпуклость в шортах, на мою руку, всё ещё сжатую в кулак у промежности. На её лице расцвела улыбка.

— Ой, — протянула она с фальшивым сочувствием, наклоняясь так, что вырез топа зиял перед моим лицом. — Совсем замучился бедненький. Сам не справляешься?

Она снова опустилась рядом, но теперь её рука легла не на ногу, а на мой живот, ладонью вниз. Горячая тяжесть. Её пальцы начали медленно-медленно ползти вниз, к резинке моих шорт. Каждый сантиметр был пыткой. Я замер, не дыша, наблюдая, как её ноготь цепляется за ткань.

— Хочешь, помогу? — прошептала она, и её губы почти коснулись моего уха. — Я вижу, как ты этого хочешь.

Я не мог выговорить ни слова, только кивнул, жалкий и благодарный. Её пальцы скользнули под резинку, обхватили меня — и мир сузился до этого прикосновения. Она двигалась лениво, почти небрежно, глядя мне в лицо, изучая каждую гримасу. Это была демонстрация власти. Я уже поддался этому ритму, застонал, тело начало сжиматься в знакомом спазме...

И тут она резко отпустила. Отдернула руку, как от чего-то горячего.

— Ах, нет-нет-нет, — покачала она головой, вставая и вытирая ладонь о свой топ. — Я передумала. Ты же не заслужил.

Я лежал, оглушённый, с бешено колотящимся сердцем и дикой, неудовлетворённой болью внизу живота. Она смотрела на меня сверху вниз, и в её глазах не было ни капли жалости.

— Понял? — Настин голос стал тихим и острым, как лезвие. — Всё, что ты получишь от меня, ты получишь не просто так. Ты будешь хорошим, послушным, терпеливым мальчиком — и тогда, может быть, я тебе что-нибудь дам. Будешь ныть, пытаться брать своё — получишь шиш. Только то, что я решу. Когда я решу. Понял?

Я кивнул, сглотнув ком в горле. Унижен и возбужден.

Она наклонилась, её губы почти коснулись моих.

— Если будешь очень-очень хорошим... я, может, даже позволю тебе смотреть завтра. Настоящее шоу. — Она провела пальцем по моей нижней губе. — А теперь иди прими холодный душ. Или разбирайся сам. Мне всё равно.

Зазвонил её телефон. Она взяла трубку, и её голос, только что такой холодный и острый, внезапно стал сладким, даже заискивающим.

— Алло, Ахмед? Да, я слушаю...

Я замер на диване, стараясь не дышать. Слышал только её ответы, но их было достаточно.

— Конечно, я помню... Нет-нет, я не передумала. — Пауза. — В следующую субботу? Да, я свободна... Хорошо.

Голос у Насти дрогнул.

— Ладно... Я поняла. Буду готовиться. — Она помолчала, слушая, и я услышал, как она нервно проводит пальцами по столешнице. — Да, он... он здесь. Рядом.

Ещё одна пауза, более долгая. Потом её голос стал тише, интимнее, будто она делилась секретом.

— Слушай, Ахмед... передай Асхату, ладно? Пусть... пусть он в этот раз тоже снимет. Хорошо? Чтобы... чтобы всё было видно. Особенно... ну, сам понимаешь.

Моё сердце упало куда-то в пятки и забилось там, как пойманная птица. Она сама просила об этом. Сама.

— Спасибо, — её голос снова стал почти шёпотом, покорным и тёплым. — До субботы. Я буду ждать.

Она положила трубку. Минуту в квартире стояла полная тишина. Потом послышались её шаги. Она вернулась в гостиную, остановилась в дверном проёме, облокотившись о косяк. Лицо её было задумчивым, а в уголках губ играла та самая, знакомая мне хитрая улыбка.

— Ну что? — сказала она тихо, глядя на меня. — Ты всё слышал, да? В следующую субботу. И Асхат всё снимет, как раз для тебя сюрприз будет.

— Да, — хрипло выдохнул я. — Всё слышал.

Слово «сюрприз» прозвучало как обухом по голове. Пронеслись обрывки воспоминаний: её спину, сведённую судорогой, чужие руки, этот мокрый, чавкающий звук... И я понял, что да. Чёрт возьми, да. Я хотел это видеть. Хотел смотреть, как её ломают, как она перестаёт быть моей и становится их — полностью, без остатка. Это желание было грязным, животным и сильнее любого стыда.

— Видишь? Я же сказала. Будешь хорошим — получишь. Всё, что захочешь. Даже то, о чём боишься подумать. — Она наклонилась ближе, и в её глазах читалась непроницаемая смесь похоти и какого-то тёмного любопытства. — Ты же этого хочешь? Чтобы они сняли, как они... любят меня? Чтобы ты мог пересматривать это снова и снова?

Она говорила «любят», но мы оба знали настоящее слово. Трахают. Насилуют. Ломают. И я кивнул. Медленно, предательски, глядя ей прямо в эти светлые голубые, торжествующие глаза. Кивнул, потому что мой язык отказался работать, а тело уже всё высказало за меня — диким, постыдным напряжением внизу живота, которое я не мог скрыть. Этот кивок был моей подписью. Согласием не просто смотреть. Согласием желать этого зрелища. Быть его соавтором в её падении.

Прошла неделя. На город опустился субботний вечер, а вместе с ним пришло ожидание, густое и вязкое, как мёд. Настя собиралась к ним. Я сидел в гостиной, листал журнал, который не читал, и слышал, как она в спальне выбирает наряд, как брызгается духами. Каждый звук был иглой, вонзающейся в моё сознание. Она ничего мне не сказала. Ей и не нужно было. Я знал, куда она идёт и что будет делать.

Когда она вышла, я замер. На ней было короткое чёрное платье, которое облегало её фигуру, подчёркивая каждый изгиб, который я считал своим. Её макияж был чуть ярче обычного, а в глазах плясали озорные искорки. Она подошла ко мне, наклонилась и поцеловала в щёку. Её губы были горячими.

— Не жди меня, — прошептала она. В её голосе звучали обещания — Я вернусь поздно.

И она ушла. Тишина в квартире стала оглушительной. Я не знал, что делать. Включить телевизор? Выпить? Я просто сидел и смотрел на дверь, за которой скрылась Моя любовь. Телефон лежал на столе экраном вниз. Я знал, что она может что-то прислать. И я знал, что не смогу устоять.

Спать было невозможно. Я вставал, ходил по тёмной квартире, прислушивался к шорохам дома, будто они могли рассказать о том, что творится за километрами отсюда. Пинал ногой пустую бутылку из-под воды. Снова ложился. Снова вставал.

И вот, в самом глухом часу, когда тьма за окном казалась абсолютной, телефон на тумбочке коротко и сухо вибрировал.Одно короткое оповещение. Не сообщение, не звонок. Пришло уведомление: ссылка на архив «Nastya».

Сердце в груди провалилось, а потом заколотилось с такой силой, что зазвенело в ушах. Весь мир сжался до тусклого свечения экрана в темноте. Я взял телефон в руки. Пальцы были ледяными и влажными. Время будто остановилось.

Я открыл уведомление. Вошёл в облако. Папка «Nastya». Внутри — не одно, а несколько файлов. Видео. И, судя по превью, фотографии.

Я видел миниатюры. Размытые, но узнаваемые. Её тело. Чужие руки. Постель.