Тот день в парке стал переломным моментом в наших отношениях. Разговор о расставании вскрыл то, о чём мы оба молчали. Катя показала мне другую сторону своей натуры — ту, которую она так долго скрывала. Её готовность пойти на всё ради сохранения наших отношений открыла передо мной совершенно новую Катю.

Правильно ли мы поступаем? С одной стороны, я не хочу, чтобы Кате было плохо, не хочу её ранить или унизить. Но с другой — то, что происходит между нами, выходит за рамки обычного. Я вижу, как ей нравится такая близость, как раскрываются её потаённые стороны.

В голове постоянно крутятся мысли о том, что всё может выйти из-под контроля. Опасаюсь зайти слишком далеко, потерять грань между желанием и чем-то неправильным. Но в то же время понимаю — и я, и Катя наслаждаемся этими отношениями.

До встречи с Катей моя жизнь была простой и понятной. Я — обычный парень: брюнет с короткой стрижкой, с карими глазами, спортивного телосложения, 172 сантиметра роста, учился на четвёртом курсе химико-технологического колледжа, работал лаборантом в химической лаборатории. Всё шло своим чередом, пока однажды я не зашёл в то самое кафе.

За барной стойкой стояла она — рыжеволосая красавица с вьющимися волосами чуть ниже плеч и завораживающими зелёными глазами. Катя работала баристой и заряжала всех вокруг энергией. Мы разговорились, и оказалось, что Катя тоже училась в нашем колледже, только по другой специальности. Наши разговоры становились всё длиннее, темы — глубже, а взаимный интерес — сильнее.

Катя работала баристой по графику два через два, и я не видел её два дня. В среду она неожиданно предложила сходить на индийский фильм, я согласился, хотя никогда не понимал болливудские картины. Мы договорились встретиться у кинотеатра вечером. Поскольку Катя стеснялась забирать к себе домой игрушки из секс-шопа, всё оставалось у меня, я решил взять с собой маленький вибратор с пультом дистанционного управления и развлечься во время просмотра скучного фильма.

Катя появилась у кинотеатра — яркая, красивая. Её рыжие волосы переливались в лучах заходящего солнца, а ухоженное тело без явных признаков занятий спортом было одето в белую майку, короткие джинсовые шорты и белые кроссовки.

— Приветики. — поздоровалась Катя, чмокая меня в щечку.

— Привет, милая. — сказал я, делая ответный поцелуй.

— Это что такое? — спросил я, указывая на её шорты.

Она не поняла, о чём я говорю.

— Мы договаривались, что все твои дырочки должны быть доступны для меня, — с сарказмом произнёс я.

— Ну Лёха, я же без трусиков, — ответила Катя.

— Во-первых, я не вижу, что ты без трусов, а во-вторых, твои нижние дырочки мне недоступны. Так что выбирай: либо ты сейчас снимаешь шорты, либо будешь наказана.

В этот раз Катя не была так возбуждена, как в воскресенье в секс-шопе, поэтому сделала правильный выбор — наказание. Я ответил:

— Ладно, с наказанием в другой раз разберёмся, а сейчас расстегни шорты, я проверю отсутствие трусов.

Она заметно занервничала. Её щёки залились румянцем, а руки нервно сжали сумку.

— Но здесь же столько людей... — прошептала она, озираясь по сторонам.

Я видел, как она борется с собой, как страх и возбуждение борются в её душе, а глаза бегают по толпе. Я подошёл ближе. Взяв её за плечи, я развернул лицом к кустам, а сам встал сбоку, закрывая от любопытных взглядов. Она всё ещё колебалась, её дыхание стало прерывистым.

Катя медленно начала расстёгивать молнию на шортах, её пальцы дрожали, а взгляд метался по сторонам, словно она боялась, что кто-то увидит. Когда молния была расстёгнута, она застыла, ожидая моего следующего шага.

Я сделал вид, что проверяю отсутствие белья, засунул руку ей в шорты. Нащупав горошину клитора, я провёл по ней пальцем, затем раздвинул половые губки и вставил вибратор между ними. Катя стояла неподвижно, позволяя мне делать то, что я хотел, но её дыхание становилось всё более прерывистым.

— Что это? — спросила Катя.

— Скоро узнаешь, — ответил я. — А теперь пошли смотреть кино.

Зал кинотеатра оказался почти пустым, как я и предполагал. Зрители кучковались в центре, оставив боковые ряды и заднюю часть практически свободными. Мы прошли к последним рядам, где можно было спокойно расположиться, не боясь чужих взглядов. Катя села, нервно одёргивая майку и поправляя шорты. Большие экраны мерцали приглушённым светом, готовясь к началу сеанса. В зале царила атмосфера предвкушения и лёгкой прохлады от кондиционеров.

Свет погас, на экране замелькали рекламные ролики. Я достал телефон, включил видео — и в полумраке кинотеатра вспыхнул кадр из секс‑шопа: Катя у кассы, в маске Женщины-кошки.

— Смотри, какое у меня кино, — произнёс я, поворачивая экран к ней.

Она вздрогнула, впилась пальцами в подлокотник.

— Откуда это у тебя? — голос звучал глухо, с едва заметной дрожью.

— Видеосъёмка в целях безопасности, — усмехнулся я. — Попросил копию у продавщицы.

На экране тем временем приближался тот самый момент — её прерывистый голос, хриплое: «Здесь». Я остановил видео, посмотрел на Катю.

— Как так вышло, что эта кошка готова была трахаться прямо на полу магазина?

Она глубоко вздохнула и повернулась ко мне.

— В тот момент... — голос звучал ровно, но я чувствовал, как внутри неё бушует ураган, — я была так возбуждена, что думала — умру, если не кончу. Мне было всё равно, где это произойдёт: дома на диване или на полу в магазине. Главное для меня тогда было — кончить.

Она замолчала, словно давая мне время осмыслить сказанное.

— Это было как... как цунами, — продолжила Катя. — Ты знаешь, как бывает: долго копишь, сдерживаешь, прячешь. А потом — бабах! — и всё вырывается наружу. Все эти запреты, правила, «так нельзя», «это неприлично»... Они просто испарились. Осталась только потребность. Животная, первобытная.

Её пальцы расслабились на подлокотнике, будто сбросив невидимую тяжесть.

— И в ту секунду мне было плевать на камеры, на продавщицу, на покупателей. Было только «здесь и сейчас». И это «здесь и сейчас» кричало: «Хватит думать! Просто сделай!»

Я молча смотрел на неё. В мягком свете экрана её лицо казалось одновременно уязвимым и бесстрашным.

Начался фильм, на экране менялись кадры индийской мелодрамы. Парочки впереди тихо перешептывались, поглощая попкорн. Я положил руку на бедро Кати, чувствуя ткань шорт под ладонью.

Я достал пульт. Посмотрел на Катю. Её зелёные глаза в полумраке зала были огромны от предвкушения.

Щёлк.

Я включил вибратор на минимальной мощности. Катя вздрогнула и посмотрела на меня округлившимися глазами. Я лишь улыбнулся. Её рука крепко схватила меня за запястье, пальцы были холодными и цепкими.

— Лёша... — её шёпот был полон паники. — Здесь же люди...

— А ты тише, — прошептал я в ответ, глядя на экран. — Или хочешь, чтобы они услышали?

Я прибавил мощность. Вибрация стала глубже, настойчивее, прямо там, где тонкий пластик упирался в её лобок. Катя резко вдохнула и закусила нижнюю губу. Её бёдра дёрнулись сами по себе, инстинктивно пытаясь прижаться к источнику этого жгучего, стыдного удовольствия. Она пыталась сидеть смирно. Гордо, как ни в чём не бывало. Но её дыхание сбивалось. Грудь под майкой быстро вздымалась. Она скрестила ноги, потом расцепила их, не находя покоя. Каждая мышца её тела была в плену у этого низкого жужжания.

Я медленно повернул регулятор ещё. Катя сжав мою руку до боли, подавила стон, превратив его в хриплый выдох.. Глаза закатились, она откинула голову на спинку кресла. Я видел, как напрягаются её бёдра, пытаясь сдержать нарастающую волну удовольствия.

— Я не могу... — выдохнула она, и в её голосе была уже не просьба, а мольба. — Останови... пожалуйста...

Я не остановил. Я выкрутил мощность на максимум.

В этот момент на экране замолчала музыка. Диалог прервался. В зале установилась абсолютная, звенящая тишина, которую режиссёр приготовил для самого драматичного момента. И именно в эту тишину, резкую и хрустальную, тело Кати содрогнулось, и она издала громкий, похотливый стон, который тут же оборвала, зажав рот рукой. У меня самого перехватило дыхание. Стон прозвучал оглушительно громко в этой тишине.

Головы впереди обернулись. Чьи-то два парня на ряду ниже хихикнули. Катя замерла, её лицо, ярко освещённое светом от экрана, пылало таким жгучим стыдом, что, казалось, вот-вот задымится. Она судорожно втянула голову в плечи, пытаясь стать невидимкой. Её пальцы впились мне в руку так, что мне стало больно. Я выключил вибратор.

Тишина сменилась возобновившимся диалогом. Люди медленно, нехотя, вернулись к фильму. Но напряжение висело в воздухе. Они всё видели. Слышали. По крайней мере, она в это верила.

— Всё, — прошептала она, голос срывался. — Все теперь знают, какая я шлюха...

Я освободился от вцепившейся в меня руки и медленно, почти небрежно, потянул за лямку её майки. Ткань сползла, обнажив округлую, маленькую грудь, размером с апельсин, с тёмно-розовым соском. Катя возмутилась:

— Лёша, нельзя... — её протест был слабым, почти декоративным. Я ничего не ответил. Просто снова поднял пульт.

Щёлк.

Вибратор снова загудел, теперь на средней мощности. Катя вскрикнула — коротко, отрывисто. Её тело, ещё чувствительное после оргазма, отозвалось на вибрации немедленной, острой болью-наслаждением. Она заёрзала на сиденье, пытаясь уклониться, но это только усиливало трение.

— Выключи! Больно! — зашипела она, но её бёдра снова завибрировали.

— Больно? — переспросил я, не останавливая движений пальцев на её груди. — Или приятно?

Она не отвечала. Она просто стонала, тихо и безнадёжно, зажатая между публичным позором и неумолимым физическим возбуждением, которое снова, против её воли, поднималось из глубин живота. Я видел, как её влага проступает на шортах, тёмным пятном на джинсе.

Она достигла пика снова. Быстро, отчаянно. Её глаза закатились, губы облизывались. Она была на грани, а тело рвалось к новому оргазму, готовое снова выдать её с головой перед всем залом.

— Лёша, пожалуйста, хватит... — прошептала она.

Я сам был изрядно возбуждён. Мой член стоял, неудобно упираясь в ширинку джинсов. Но секс в публичном месте я не планировал. Хотелось сохранить контроль. Я выключил вибратор за секунду до того, как её мышцы должны были сжаться в финальном спазме.

Она издала звук, похожий на рычание раненого зверька — полный ярости, разочарования и невыносимого сексуального голода. Её ногти впились в подлокотники кресла, оставляя на них полукруглые следы. В глазах Катьки читалась смесь эмоций: гнев на меня за то, что я остановил её оргазм, и одновременно — первобытная похоть, которая только усилилась от этой незавершённости.

Её тело содрогнулось, когда она осознала, что находится в зале кинотеатра, вся мокрая от возбуждения, с влажным пятном на шортах, которое становилось всё заметнее с каждой секундой. Катя попыталась поправить одежду, но движения были дерганными, судорожными — она всё ещё находилась в плену своего неутолённого желания.

Остаток фильма мы досмотрели весьма культурно. Когда свет в зале, наконец загорелся, Катя опустила взгляд на свои шорты и тихо произнесла:

— Лёха, вот что ты наделал, как я теперь домой пойду?

Её голос дрожал, но в нём уже не было той ярости, только усталость и смущение.

— Давай я вызову такси и отвезу тебя домой, — предложил я, стараясь говорить спокойно и уверенно.

Такси плавно двигалась по вечерним улицам, сиденья пахли дешёвым освежителем и сигаретным дымом, а в воздухе витало напряжение от неудовлетворённых желаний. Я взял пульт.

Щёлк.

Включил вибратор на самую малую мощность. Катя вздрагивает от неожиданности, её тело напрягается, а пальцы судорожно сжимают край сиденья. Она бросает на меня быстрый, испуганный взгляд, но я лишь делаю вид, что смотрю в окно. Краем глаза я вижу, как меняется её дыхание. Оно становится прерывистым, поверхностным. Грудь начинает подниматься чаще, а руки нервно сжимают ткань шорт. Она пытается незаметно поёрзать на сиденье, но это только усиливает воздействие вибратора.

В салоне такси стоит напряжённая тишина, нарушаемая лишь тихим гулом мотора и едва слышным жужжанием устройства. Водитель, к счастью, поглощён дорогой и не обращает на нас внимания. Катя пытается расслабиться, но её тело предаёт её — бёдра непроизвольно сжимаются, а мышцы внизу живота напрягаются. Она пытается сосредоточиться на чём-то постороннем, смотрит в окно, но её взгляд становится рассеянным, блуждающим.

Возбуждение нарастает медленно, но неумолимо. Её тело начинает реагировать на стимуляцию, несмотря на все попытки сопротивляться. Я вижу, как она борется с собой, как пытается сдержать стоны, превращая их в тихие вздохи.

Мы приближаемся к дому Кати, а она всё ещё находится на грани оргазма, балансируя между удовольствием и стыдом. Её тело содрогается на каждой кочке, а разум погружается в пучину наслаждения.

Когда такси останавливается у подъезда, я выключаю вибратор. Катя вздыхает с облегчением и одновременно с разочарованием. Её лицо выражает смесь эмоций: смущение, возбуждение и что-то ещё, чего я не могу определить.

— Пойдём ко мне, — произносит она тихим, хрипловатым голосом. — Попьём кофе...

Мы вошли в подъезд. Лифт оказался занят. Мы начали подниматься по лестнице. Наши шаги гулким эхом отражались от стен, нарушая ночную тишину подъезда. Лестничная площадка третьего этажа. До её квартиры оставался еще один пролет. Но на маленькой площадке между третьим и четвертым этажами она останавливает меня.

Одним быстрым, почти дерзким движением она стянула с себя шорты, небрежно отбрасывая их в угол. Следом полетела и сумка, приземлившись рядом с одеждой, вибратор выпал, покатившись куда-то.

Сделав шаг ко мне, пальцы Катьки нежно заскользили по моей одежде, вызывая волну мурашек. В её взгляде читалось столько желания, что у меня перехватило дыхание. Она нащупала твердую выпуклость моего члена через джинсы и сказала:

— Теперь все мои дырочки доступны для тебя. Используй их.

Не дождавшись моего ответа, все еще удерживая взгляд, Катя села на корточки, сексуально разведя ноги, и расстегнула мою ширинку. Она стянула джинсы и трусы ровно настолько, чтобы освободить моё достоинство. Член выскочил наружу, уже полностью вставший.

Катькин рот был горячим, влажным и умелым. Это был не тот неуверенный, неуклюжий минет, который мы делали несколько дней назад. Ее губы плотно сомкнулись вокруг моего ствола, язык умело обвел головку, прежде чем она приняла член глубже, ее горло расслабилось, принимая меня. Катькины руки обхватили яйца, нежно перекатывая. Я простонал, когда ее голова начала покачиваться в устойчивом, безжалостном ритме.

— Я практиковалась, — сказала она, смотря мне в глаза. Мысль о том, что она смотрит видео, учится сосать член, чтобы доставить мне удовольствие, была самым сильным возбуждающим средством, какое только можно вообразить.

Низкий стон вырвался из горла. Я откинул голову на грубую оштукатуренную стену. Руки сжались в ее растрепанных кудряшках, чтобы удержать, пока она ласкала меня.

Катька втянула щеки, создавая восхитительное ощущение всасывания. Своим языком сильно надавила на чувствительную жилку внизу. Она насаживалась на член, пока нос не уткнулся в волосы на лобке, затем отстранилась с влажным, непристойным чавканьем, чтобы проглотить меня снова. Звуки были грязными, влажными и эхом отдавались на лестничной клетке. Любой мог спуститься. Любой мог услышать. Опасность была реальной.

— Катька... ты... блядь... — я тяжело дышал, мои бедра непроизвольно начали двигаться навстречу божественному жару ее рта.

Резко закончив сосать, Катюха встала на дрожащие ноги, прижалась ко мне всем телом, и ее губы нашли мое ухо и прошептали:

— Лёша, трахни меня, пожалуйста...

Это подействовало. Последняя ниточка моего терпения лопнула. Одним движением я просунул руку под бедро, высоко подняв её левую ногу, закинув на свое плечо. Три года занятий балетом не прошли даром, у Катьки была великолепная растяжка. Она ахнула, потеряла равновесие и схватилась за мои плечи, чтобы не упасть. Я прижал Катьку к стене, прохладная штукатурка коснулась ее задницы. Другая ее нога едва касалась пола.

— Ах ты, кошка моя драная, — прорычал я. — Сейчас я тебя выебу. — И вошел в пизду.

Я вошел одним глубоким, сокрушительным толчком. Ее спина выгнулась дугой, из горла вырвался резкий крик. Не дав ей ни секунды, чтобы привыкнуть, я почти полностью вышел из нее и снова вошел, задавая жесткий, как поршень, темп прямо у стены. Лестничная клетка наполнилась звуками шлепков наших бёдер, моими отрывистыми стонами и ее сдавленными, ритмичными вздохами.

Я зарылся лицом в ее волосы, прижавшись губами к уху. — Завтра, — прорычал я, подчеркивая каждое слово глубокими движениями бедер.

— Ты. Переедешь. Ко мне. — Шлепок.

— Такую сучку. — Шлепок.

— Как ты. — Шлепок.

— Нужно ебать. — Шлепок.

— Каждый. День. — Шлепок.

С каждым фразой я вколачивал член с неистовой силой.

— Завтра после — Шлепок.

— работы я — Шлепок.

— перевезу тебя. — Шлепок.

— Будь готова. — Шлепок.

Катька в ответ лишь согнула в колене свою левую ногу, лежавшую у меня на плече, тем самым повиснув на мне окончательно, но облегчив мне процесс ебли. Её внутренние мышцы пульсировали вокруг члена, доя меня с каждым толчком. Наш оргазм был близко. Я чувствовал это по тому, как сжималось ее тело, по тому, как бешено изгибались ее бедра, пытаясь встретить мои толчки. Я был тоже на грани, давление в моих яйцах становилось невыносимым.

— Кончи в меня... Уже можно... — Простонала она, и слова Катьки растворились в громком крике, когда ее охватил оргазм.

Ее влагалище забилось вокруг меня в мощных, трепещущих спазмах. Ощущение было невероятным, горячие, влажные тиски сжимали мой член. Это стимулировало мой собственный оргазм. С последним гортанным ревом я погрузился по самые яйца и кончил, извергая горячую струю за струей глубоко в нее. Мы вместе содрогались у стены, потные, тяжело дышащие.

Мы стояли молча, словно в трансе. Катька обмякла в моих руках, прислонившись всем телом к стене. Я осторожно опустил ее ногу на землю. Она прильнула ко мне, уткнувшись лбом в грудь, тяжело дыша.

Когда она смогла заговорить, ее голос был тихим.

— Просто у меня все дома... Я боялась, что нам помешают.

Я рассмеялся. Мой обмякший член все еще находился в ее тепле. — А здесь не боялась, что нам помешают?

Она не ответила. Она только слабо покачала головой, прижавшись ко мне, и слабая, загадочная улыбка тронула ее губы. Еще через минуту она мягко оттолкнулась от меня, и мой член выскользнул с влажным, интимным звуком. Она слегка покачнулась, затем наклонилась, чтобы поднять свои шорты и сумку из угла.

Кофе я тебя напою в другой раз, — сказала она, и ее голос вновь обрел свою обычную интонацию. — А сейчас спать хочу.

Она повернулась и начала подниматься по последнему пролету к своей квартире на четвертом этаже, при каждом шаге виляя своей голой задницей.

Я смотрел ей вслед, и мое дыхание наконец выровнялось. Пока она возилась с ключами у своей двери, я окликнул ее, и мой голос эхом разнесся по лестничной клетке.

— Кать.

Она остановилась, вставляя ключ в замок, и оглянулась через плечо.

— Я хочу тебя в попку, — сказал я. — Завтра сделай клизму.

Всю дорогу домой я рассуждал. Может быть, я просто боюсь признать, что наши отношения — это не что-то неправильное или извращённое. Может быть, это просто другая форма любви, другая форма выражения чувств. Форма, которая делает нас обоих счастливыми.

Я смотрю на Катю, и в её глазах вижу не страх или боль, а искреннее желание быть со мной, быть моей. И, возможно, именно это и есть главное — когда оба партнёра счастливы и довольны своими отношениями, когда они понимают друг друга без слов.

Наши отношения — это не то, что можно объяснить общепринятыми нормами или стандартами. Это то, что мы создали вместе, то, что делает нас счастливыми. И, возможно, именно в этом и заключается истинная суть любви — в способности принимать друг друга такими, какие мы есть, со всеми нашими странностями и особенностями.